Я – сваха. Из личного опыта (СИ) - Розина Татьяна
– Почему так коротко? – спросил погранец.
– На дольше денег нет, – пролепетала я, – дорого нынче…
Он пожал плечами. Документы в порядке. Визы стоят. Законы не нарушены.
Сначала всё было как описал незнакомый информатор в газете. Мы приехали и, добравшись до нужного места, заявили, что назад не поедем. Дальше опять-таки всё двигалось как ожидалось. Нас приняли, разместили, даже денег дали. И не один раз, а стали выплачивать пособие ежемесячно. Но я, во-первых, была гордой советской женщиной и не собиралась быть иждивенкой. Во-вторых, решила, что если буду работать, то меня не выгонят из страны, так как я, типа, приношу пользу, а не сижу на шее немецкого налогоплательщика. Поэтому надо было срочно искать работу. Решение-то я приняла, но что делать, где и кем работать – было неведомо.
Ну скажите, кем может работать человек в Германии с дипломом факультета марксистской философии в кармане и без знания местного языка? Ответ прост. Уборщицей. Я так тогда и говорила: «Я могу или убирать… или не убирать». Третьего не дано. Кому нужен в Германии философ, да ещё марксистско-ленинский, да ещё говорящий только по-русски. Конечно, я могла бы дать себе время, чтобы выучить язык и осмотреться. Ведь общежитие в железном контейнере на окраине милого городка под названием Бергхайм, что в часе езды от Кёльна, плюс деньги на питание и одежду (парень в заметке ни в чём не обманул!) я получила. Но у меня была навязчивая мысль о том, что именно работа – любая работа – даст шанс остаться в Германии навсегда.
Через пару месяцев я вникла в ситуацию и разобралась… Шанс получить вид на жительство в Германии есть не у всех. Им могли воспользоваться этнические немцы, называемые переселенцами, и евреи, проходившие по статье «контингентый беженец». Я не стала вникать в тонкости этих вариантов. Ни к одному, ни к другому случаю себя отнести не могла никоим образом. Третьего варианта не наблюдалось. Нет, можно было бы выйти замуж за бюргера, но у меня был любимый муж, и этот путь внедрения в Германию мной даже теоретически не рассматривался. Я решила, что влиться в немецкую действительность могу только одним способом: став одной из числа местных немецких граждан. То есть работая и обеспечивая себя. Это было наивным решением, но другого у меня не было. Парень в заметке описывал только первый этап, а как быть дальше, видимо, и сам не знал. Мне выдали листок, в котором значилось, что я жду решения относительно дальнейшего пребывания. Из этого стало ясно: меня тут ещё никто не оставил, будут думать. Время терять нельзя, нужно срочно учить язык и «вливаться». Без языка и с дипломом марксистско-ленинского философа влиться я могла только в ряды уборщиц, чем успешно и занялась. Но мой философский разум диктовал другие требования. Он говорил: «Ты что, собираешься всю жизнь мыть чужие туалеты? Неужели приехала сюда для этого? А ну-ка, давай, шевели мозгами».
Что-то шевельнулось в моей голове, щёлкнуло, перемкнуло, и появилась идея заняться устройством чужих судеб – всё-таки подсознание натолкнуло… Я решила открыть брачное бюро. Именно с этого всё и началось. Тогда я понятия не имела, есть ли вообще немецкие мужчины, желающие жениться на русских женщинах. Да и про женщин точно не знала. Хотят ли они замуж за немецкого бюргера? Я вообще тогда, в начале девяностых годов прошлого столетия, сама едва попавшая в Германию, ничего не знала ни про немецких мужчин, ни про наших женщин, ни про их желания. Не имела я понятия и о том, как это всё функционирует, где брать желающих, как их «женить». Предстояла долгая дорога познания. Дорога жизни. Моей жизни. Но с которой оказались тесно связаны жизни сотен других людей.
Глава 4
В поиске невест,
или
«Кровь из носа» нужен каталог…
Не зная толком ничего в деле брачного бизнеса, я понимала одно: для работы нужна картотека. Элементарная женская логика подсказывала: нельзя найти жениха, не имея выбора невест. Вернее, жених («купец») придёт, если будет «товар», из которого можно выбрать подходящее. На первый взгляд, всё просто. Собирай каталог с красотками, давай объявление в газету и жди женихов, готовых кинуться широкой грудью на амбразуру отдела актов гражданской регистрации браков. Начиная заниматься этим милым делом, я наивно полагала, что выдать замуж или женить кого-то – раз плюнуть. Главное – набрать картотеку. Наберу анкеты страждущих выйти замуж, придут одинокие мужские сердца, выберут понравившуюся – и всё. Наивные мечты. Но тогда…
Тогда я поехала за невестами… естественно, в свой родной Ростов-на-Дону. Конечно, в начале 90-х были уже и в самой Германии наши люди, были среди них и одинокие женщины, но набрать картотеку из таковых в то время было крайне сложно ввиду слишком маленького их количества и разбросанности по стране. Да ещё добавьте (или отнимите) отсутствие интернета. Даже так называемых русских газет и журналов тогда не было. Объявления для живущих в Германии россиянок не дашь. Где, спрашивается, искать жаждущих выйти замуж? Поэтому логично было ехать в Россию, в среду обитания невест. Тем более что обозначенные годы были тяжёлым временем во всех смыслах. В России процветал бандитизм, закрывались предприятия, люди хватались за любую работу. Мужчины «ломались» (спивались), женщины тащили всю семью на себе… Ох, не будем о грустном. Факт остаётся фактом: многие тогда хотели уехать куда глаза глядят в надежде на лучшее. И от невест отбоя не было…
Итак, 1994-й. Август. Ростов. Жара. Пылало лето, под каблуками плавился асфальт. Рынок гомонил гортанным южным наречием. Разноцветье красок рябило в глазах. Фрукты сливались с яркими тонами женских платьев, а платья сливались с фруктами, разложенными на прилавках. Аромат персиков и изюма смешивался с горьким запахом потных тел. Хотелось пить. Газировка оказалась тёплой и приторной. Я стояла у выхода с рынка и смотрела на снующих женщин. Они спешили куда-то. У каждой в руках по две сумки, наполненных снедью. На лицах маска унылой обречённости и бесконечной тоски. Но, несмотря на жару и сумки, женщины топотали ножками на высоких каблуках, вдавливающихся в асфальт по самое некуда. Пыль поднималась под юбки и, смешиваясь с по́том, выплывала грязными потёками по белым ногам. Вдоль улиц громоздились сбитые ларьки непривлекательного вида. Продавцы выглядывали из них как из бункера – через крошечные окошки, густо перекрытые решётками. Женщины в ярких платьях и на каблуках, с переполненными кошёлками и пакетами, пробегая мимо киосков, мимоходом заглядывали, будто вспомнив что-то важное…
«Вот же наши женщины – как взмыленные лошадки, а всё равно на каблуках. И с макияжем. Раскраска боевая…» – размышляла я, рассматривая прохожих, среди которых были в основном те, кого принято называть слабым полом. На самом деле эту тягловую силу слабой назвать можно было с большим усилием фантазии.
Начало девяностых – время тяжёлых испытаний для жителей бывшего советского блока. В стране переполох. Хваткие и предприимчивые принялись рвать страну на куски, пытаясь ухватить кусок пожирнее. А общая масса народа продолжала ходить на работу, даже не получая зарплату. Приходилось слышать рассказы о том, как вместо оплаты за сидение на службе расплачивались с трудящимися натурой, то есть тем, что трудящийся производил. Вспоминается фильм «Дети понедельника», в котором героиня, работавшая на фабрике по производству фейерверков, получала зарплату в виде взрывчатых веществ. Однажды случайная попутчица посетовала, что на заводе по изготовлению башенных кранов для строительства девятиэтажек нечем платить. Даже краска, которой красят краны, кончилась. А кранами выдавать зарплату нельзя. Что говорить, женщины того периода выглядели растерянно. Но по-прежнему на каблуках и с подкрашенными веками. Выглядеть хорошо – это наше всё. В любой обстановке. Хотя то, что для наших дам было «хорошо», для немок – смерть. За то время, которое я прожила в Германии, я успела уяснить, что для немки хорошо, когда ей удобно. То есть брюки, туфли типа ботинок, практически отсутствие макияжа. Причём они вполне логично это объясняли: «Почему я должна привлекать внимание мужчин, вываливая грудь? Пусть любят мои душевные качества, ум, чувство юмора, наконец». Поэтому в тот мой приезд внешний вид россиянок бросался в мои отвыкшие от такой красоты глаза, как бросается яркая звезда, вдруг вспыхнувшая в чёрном ночном небе.
